Гер нервно прошелся по комнате и, подойдя к окну, прислонился лбом к стеклу. Дара, лживая цыганка, воровка. Ее ложь перечеркивала все. Она постоянно лжет или делает что-то ради других. Так почему сейчас он считает, что этот ребенок — не очередная ее лживая уловка?

Интересно, после какой ночи с ней этот ребенок? Когда она решила залететь от него? Он ведь говорил ей пить противозачаточные. И, судя по всему, она их пила, раз пока он насиловал ее, она не залетала. Он же не верит в ее бредни о том, что у цыганок дети бывают только по любви. Эти сказки она пусть другим рассказывает.

Холод стекла остужал горячую кожу. Постепенно Гер осознавал, что его отцовство — всего лишь очередная ловушка и не более.

Вот интересно, этот план по залету она с тем, на кого работает, обговорила или сама придумала? Хороший план. Если не удается его убить — он попадается как юнец на отцовство, а если он погибает, то можно сделать аборт и жить как прежде. Хотя с чего он вообще решил, что это ребенок от него?

Гер понимал, что она опять смогла сделать ему больно. Она опять зацепила его, задела за живое. Только сейчас все это было стократ больнее. Он уже поверил в ребенка… в их ребенка. Только нет "их". Есть он, и есть она. Он ничего ей не обещал и давно выкинул из своей жизни, а она мстит ему, причем всеми доступными средствами, и даже не гнушается такими.

Видя метания Гера по комнате и его лицо, Ковало понимал, что ничего хорошего не предвидится. Он тоже обдумывал происходящее. Нехорошая мысль о том, что ребенок — лишь уловка, пришла к нему, но он отогнал ее. Даже он при всей своей жестокости не мог вмешивать во взрослые игры ребенка. Хотя женщины коварны и часто в своих целях пользуются этим. Неужели Дара специально залетела от Полонского, чтобы получить рычаг давления на него? Или ребенок не от Гера, а сейчас она воспользовалась им, как щитом для спасения себя. Мерзкое ощущение от этих мыслей осталось в душе. Ковало поежился и решил дождаться прихода врача.

Приход главврача не заставил себя долго ждать. Доктор выглядел уставшим и расстроенным. Окинув замерших в комнате мужчин взглядом, он произнес:

— У девушки выкидыш. Сроки небольшие, семь-восемь недель, — видя, что все молчат и не понимая причину их молчания, он продолжил: — Организм молодой, восстановится… правда, истощенный, да и с нервами не все в порядке. Но при должном уходе все поправимо.

— Ее можно увидеть?

— Да, — врач знал, что Полонскому он не может отказать, хотя обычного посетителя он бы не пустил к девушке, пережившей такое. — Мы ее в отдельную палату отвезли. Ей волноваться нельзя, — как бы напомнил доктор, видя мрачное лицо Германа.

— Проводите?

— Да, пойдемте.

Ковало молча шел за Полонским. В палату Гер зашел один. Доктор и Ковало остались в коридоре.

Дара лежа, чувствуя пустоту в себе. То, что ее наполняло и давало ей силы жить, исчезло. Лекарства, введенные ей, приглушали боль и тормозили сознание. Она как со стороны воспринимала себя и произошедшее с ней.

"Я потеряла ребенка… У меня его больше нет…"

Страшные слова, только слез не было, была пустота.

Дверь открылась. Она повернула голову и встретилась взглядом с Гером.

Глаза тигра, холодные и злые. Она смотрела и не видела в них жалости. Сознание воскресило воспоминание, как в машине он гладил ее по голове и шептал слова… наверное, ей это приснилось. Это ее сознание создает иллюзию того, чего нет и не могло быть.

— От кого этот ребенок? — голос Гера звучал холодно и отстранено.

— Он твой…

— Зачем тебе это нужно было? Неужели думала привязать меня ребенком?

— Я не хотела ребенка…

— Еще скажи, что это вышло по любви, как у вас, цыганок, бывает.

Слова больно отозвались внутри. Дара сжала пальцы, комкая простыню. У нее не было сил отвечать ему. Да и что она скажет? Да, она не хотела ребенка и не думала, что захочет от такого, как Гер. Но их ночь, когда она и он стали другими, эта ночь создала плод любви. Только что теперь об этом говорить? Реальная жизнь все перевернула и извратила.

— Может, он не мой? — Гер смотрел на бледное лицо девушки. — Он от Шандора? — видя, как смертельно побледнела Дара, Гер подтвердил свою догадку. — Так и знал. Ты лживая воровка. Даже ребенка вплела во все это, — он помолчал, обдумывая то, что решил. — Знаешь, я сделаю тебе подарок. Я ведь убить тебя хотел, а сейчас нет, не хочу. Живи с этим, со своей ложью. Возвращайся к своему Шандору и продолжай заниматься тем, что тебе дано, — воровать.

Гер повернулся и пошел к двери. Остановившись и взявшись за ручку, он произнес:

— Я оплачу твое лечение здесь. И еще, это тебе для информации — ты теперь в федеральном розыске за побег из-под стражи, и твое дело незакрыто, а дополнено еще и побегом.

Он повернул ручку двери, и Дара словно в замедленном кино наблюдала, как Гер выходит из палаты. А потом дверь закрылась. Она попыталась закричать, но с ее губ слетали лишь всхлипы.

Уже в машине Ковало первый не выдержал и заговорил:

— Ты оплатил лечение, значит, поверил ей?

— Нет. Просто оплатил лечение… Она мне больше неинтересна. Моего заказчика ищи сам, я думаю, ты справишься с этим и без информации от нее. Тем более я думаю, это все завязано на Шандоре, и ребенок, скорее всего, от него.

— Может, стоило провести генетический тест на отцовство?

— Зачем? Ребенок мертв.

— Я понял тебя, — грустно произнес Ковало. — О Шандоре я тоже думал, у него есть все основания убрать тебя. Если он женится на Даре, то все земли барона и его табор перейдут ему.

— Скорее всего, так все и есть. Дара так ради него старалась, мне даже все это неудивительно.

Хотя Гер и с безразличием произнес эти слова, они дались ему слишком тяжело. Эта цыганка въелась в его кровь и стала наваждением. Он хотел забыть ее, да только она постоянно возникала на его пути. Теперь понимая весь масштаб происходящего, он ненавидел всех цыган. Это они, объединенные в своей мести, ополчились против него. Барон бьется с ним за земли и разыгрывает комедию не-дружбы с табором Шандора. На самом деле они едины, как все цыгане. Шандор ворует у него машину с оружием и подставляет его перед серьезным заказчиком. Цыгане объединяются с африканским князьком, чтобы устранить его. И, конечно, во все это вплетена Дара, которая заворожила его или околдовала. Что там эти цыганки делают? Хотя он и не верит в эту мистику, но здесь ее тяжело отрицать. Он несколько раз попадает на ее уловки. И вот результат. Конечно, выкидыш она не планировала, но Дара хорошо воспользовалась этим обстоятельством, чтобы спасти свою жизнь. Расчет был на то, что она станет ему настолько противна, что даже убивать он ее побрезгует — просто забудет и станет жить дальше.

Гер смотрел в окно и думал, что он во всем прав. Что все так и есть, все сходится, отрицать очевидное глупо, да только перед глазами всплывала их ночь. Там они были другими, почему же при свете дня все кардинально изменилось? Почему сейчас он, зная всю правду, не может избавиться от ощущения, что он не прав? Глупо. Реальность жестока.

Он сжал руку, ощущая кожей ее волосы, по которым он проводил ладонью, когда она лежала на его коленях. Он еще помнил боль в ее глазах. Он действительно в тот момент жалел о произошедшем, о том, что был так жесток с ней, и о том, что из-за всего происходящего она теряет ребенка… их ребенка.

Он обманул сам себя, поверив в это.

Пусть возвращается к себе и живет счастливо с тем, кого она любит. Гер понимал, что впервые в жизни поступает не так, как должен. Он просто отпускает ту, которую должен убить. Но он не хочет ее смерти. Он просто хочет ее забыть.

Вся страшная реальность произошедшего к Даре вернулась после того, как лекарства перестали действовать. Она закричала и забилась, начав рвать на себе волосы. Но ее быстро успокоили, введя снотворное. На лекарствах ее продержали несколько дней. Дара то приходила в сознание, то проваливалась в забытье, где был Гер. Злые глаза тигра смотрели на нее, и она знала, что этот взгляд никогда не изменится. Еще были сны, в которых она теряла самое важное в своей жизни, только она не могла понять, что это. Просыпаясь, она вспоминала о ребенке, и горькая действительность заново накрывала ее безысходностью и болью.