Ему не было их жалко. Это люди Шандора, которые вели с ним все дела. А значит, и получат по заслугам.

В дороге, пока они ехали, Шандор вспомнил всю свою жизнь, и это не образное выражение. Как только его посадили в машину, севший рядом парень завязал ему глаза. От этого стало еще страшнее. Неизвестность пугала. Наконец, джип остановился, и его, грубо вытащив, повели куда-то. Повязку сняли только в помещении. Шандор огляделся: стены с плесенью, тусклая лампочка и массивная железная дверь. Дверь с неприятным скрипом закрылась, навсегда отрезав его от жизни. Сейчас он остался лицом к лицу с теми, от кого не стоит ждать пощады.

Отвезя Дару в Швейцарию, в частную наркологическую клинику в горах, Гер переговорил с врачом и вернулся в Россию. Врач объяснил неразумность его пребывания здесь. Пациентку будут держать на лекарствах, и большую часть времени она будет или спать или находиться в том состоянии, когда восприятие действительности искажается. Врач вообще категорически был против ее посещения. Сейчас воспоминания ей не нужны. С ней будут работать врачи и психологи, тем более что часть персонала говорит на русском языке. Герман понимал логику доводов врача и всю их разумность. Врач пообещал присылать еженедельные отчеты о ее здоровье и заверил, что лично сообщит Герману когда можно будет навестить пациентку. Скрепя сердце, Гер вернулся в Москву. Дела никто не отменял, и его бизнес требовал его присутствия в России.

Выполнив свою работу, Ковало вез Полонского, чтобы продемонстрировать ему результаты. Гер хотел поговорить с Шандором. Но он ждал, когда сам Шандор захочет с ним говорить. И когда Ковало сказал, что Шандор настроен на беседу, Гер, отложив все дела, поехал к нему.

Выглядел Шандор отталкивающе. От его былой красоты не осталось и следа. Лицо превратилось в кровавое месиво, глаза заплыли, губы разбиты, а нос сломан. Шандор был привязан к стулу, на котором сидел. Если бы не удерживающие его веревки, он бы упал. Ему перебили ноги, раздробили коленные чашечки. Увечные руки с переломанными пальцами были заведены за спинку стула и там связаны. В небольшом подвальном помещении пахло сыростью, мочой и страхом, буквально пропитавшим воздух.

Приблизившись к нему Гер остановился. Нет, он не испытывал жалости к Шандору. То, что он сделал с Дарой, куда страшнее того, что Ковало сделал с ним.

— Мальчик, мне сказали, ты готов поговорить, — в голосе Гера не было эмоций. — Тогда не трать мое время. Я буду задавать тебе вопросы, а ты — отвечать.

Шандор поднял голову и попытался разлепить глаза, слипшиеся от запекшейся крови. Наконец, его взгляд сфокусировался на лице Полонского. Он даже попытался улыбнуться Геру, хотя это и больно делать разбитыми губами.

— Итак, начнем, — Гер видел, что Шандор его слышит. — Это твои люди подкидывали наркотики на мою нефтеперерабатывающую базу?

— Да.

Собственно, это уже не новость для Гера, но все-таки он хотел в этом убедиться, услышав ответ от Шандора.

— Это ты украл Камаз с оружием?

— Да.

— Где он?

— Камаз? — Шандор сплюнул накопившуюся кровавую слюну.

— Ценю твой юмор. Оружие.

— Продал.

— Не ври мне. Там было оружие, которое не продать в России.

— Оно в огороде зарыто… у меня.

— Дикие люди, — не выдержал Ковало, — там оружия на два ляма зелени, а он его в огороде зарывает. Кстати, если ты врешь и его там не будет, ты знаешь, каким я могу быть сердитым.

— Оно там, рядом с колодцем, ближе к забору.

Гер тоже осознавал всю абсурдность произошедшего. Они даже не смогли продать это а, просто зарыли. Но подтверждение, что наркотики и Камаз с оружием — дело рук Шандора, а не барона, порадовало Полонского.

— Что ж, ты ответил на мои вопросы. Я даже не буду выяснять у тебя, как на тебя вышел африканец, все равно устранить меня вам не удалось, — Гер видел непонимание в глазах Шандора, но ему это уже стало неинтересно. Он жив, ситуацию с африканцем попытается разрулить, а Шандор у него. — Еще один вопрос, просто интересно. Почему на Даре не женился? Ведь тогда все бы тебе перешло. Все, что сейчас у барона — и земли, и его табор.

Шандор засмеялся, потом закашлялся, захрипел, сплевывая кровь.

— Она шлюха. На таких не женятся. Барон отрекся от нее… она больше никто. Она у него в доме под лестницей жила, за скотиной убирала, объедками питалась.

Гер знал, что эмоций не прочесть на его лице, однако внутри него разрасталась бездна, в которую он заглядывал и понимал весь ужас совершенного им. Он и предположить не мог, что в современном мире есть люди, живущие по таким диким законам. Только разве сейчас он мог себя этим оправдать? Нет. Он понимал, что пришлось пережить Даре после того, как он вернул ее домой. Домой… он ведь думал, что вернул ее в дом, где ее жизнь станет прежней. Он считал, что поступил гуманно, нетипично для него. Мог бы вообще в притон отвести. Полонскому стало страшно от собственных мыслей. Он вспомнил Дару. Красивая, непокорная — и сломленная наркотиками, кричащая от боли, бьющаяся в ломке.

— А ты, значит, решил спасти ее, забрал себе в дом? — Гер закурил, чтобы стало легче. Запах табака перебивал вонь в подвале.

— Да, я спас ее. Ты-то ее бросил. Оставил в больнице, и куда ей было идти? Домой? Ее полиция ищет, как бы она домой добралась?

Об этом Полонский в тот момент особо не думал, хотя полагал, что она позвонит домой и за ней приедут. Да, он ошибался, сильно ошибался, не зная обычаев этих людей.

— Зачем колоть стал? — разговор стал слишком тяжелым для Гера. Он хотел его завершить, и это был последний вопрос, который он задал Шандору.

— Чтобы меня любила… — Шандор засмеялся, опять закашлял и, сплюнув кровь, произнес: — А она тебя любит. КамАм у вас.

Идя сюда, Гер хотел наблюдать долгую и мучительную смерть Шандора. Он хотел этого. Он хотел видеть расплату этого человека за содеянное и думал, что, смотря на его предсмертные муки, насладится торжеством справедливости. Только все оказалось не так. Это он должен сейчас медленно умирать, корчась от боли, за все совершенное им. Только он во всем виноват. Это он привел жизнь Дары к такому финалу, а остальные не причастны к его действиям.

Повернувшись, Гер вышел. За ним последовал Ковало, который после всего услышанного уже и сам не знал, хочет ли убивать Шандора долго и мучительно.

— Пусть отвяжут его и подлечат, — не глядя в глаза Ковало, распорядился Гер. — Пока здесь побудет. И покормите его, чтобы не подох.

— Что ты решил с ним делать?

— С бароном встретиться хочу. Пусть он решает, что делать. Раз у цыган свои законы, так пусть по ним и судят Шандора.

Ослабив узел галстука, Гер поднялся по лестнице на улицу. Но даже вдохнув морозного воздуха, он понимал, что ему тяжело дышать. Никогда ему еще не было так тяжело, как сейчас.

КамАм, он вспоминал это слово, которое она произносила, танцуя в ночи извечный танец страсти.

Видя, что Ковало стоит рядом и ждет, Гер произнес:

— Думаю о ней постоянно… я и раньше о ней думал, но не хотел этого признавать. Не хотел, чтобы вот так думать постоянно, вспоминать, хотеть ее увидеть. Не понимаю себя…

— Любовь это называется, — хоть для Ковало были и сложны все эти отношения, даже он понимал, что происходит с Гером.

— Ты веришь в любовь? Глупо. Мы с тобой столько прожили, и я ее не встречал.

— Наверное, все-таки встретил… а я вот Ирэн встретил, и наверное, это тоже любовь.

Больше ничего не говоря, Гер пошел к машине, Ковало последовал за ним, понимая, что впервые задумался на тему своих отношений с Ирэн. Наверное, это все-таки любовь.

Встречу с бароном Гер предпочел провести в одном из Московских ресторанов. Хоть март и считается весенним месяцем, но встречаться на дороге в это время года неразумно. С неба то и дело падали снежинки, переходящие в моросящий дождик. Поэтому встреча в теплом помещении предпочтительнее, да и поговорить он на сей раз хотел по-другому. До этого барон для него был лишь тем, кто мешает его планам. Сейчас все переменилось. Гер не хотел это признавать, но пришлось. Он больше не хотел с бароном войны. Он вообще не хотел конфликта. Сейчас он хотел прийти к разумному соглашению между двумя взрослыми людьми.